mamlas: (Я витрина)
mamlas ([personal profile] mamlas) wrote2013-03-10 05:34 am

Правда и вымыслы: Президент государства Бухарово

Род занятий автора - писательство. То есть, я описываю то, что увидел, услышал, прочувствовал наяву.

В жизни я сталкиваюсь с сюжетами, которые буквально просятся на бумагу. И они, как правило, легко излагаются. Однако (повторюсь) я дока по реальным историям. А иногда все же хочется испытать: как ЭТО будет выглядеть, если пофантазировать?

В общем, данный проект, совсем новый для меня, есть продукт соединения "ужа и ежа": беря за основу реального человека, подлинные события, я даю волю своему воображению, продлевая реальность в область вымысла. Так сказать, я попытался поинженерить в человеческих душах. Ну, и в своей собственной, конечно...

Текст и фото © Геннадия [livejournal.com profile] genamikheev Михеева

Две истории: подлинная правда и настоящий вымысел
Репортаж со Смоленщины


Трава тревожной памяти

Виктор Шунков совершил удивительный поступок: на собственныем средства поставил памятник жителям деревни, полностью уничтоженной фашистами в 1942 году. Меценат не является олигархом или чиновником. Витя – простой деревенский парень.


Казалось бы, ТА война стряслась давно, семьдесят лет назад. Уже почти не осталось людей, помнящих ЕЕ по-настоящему, - кровью своей и болью. Вот и Витя Шунков - совсем молодой человек, мама его - и та не помнит толком, что ТОГДА произошло. А произошло действительно жуткое: в одном только Духовщинском районе Смоленской области карательные отряды фашистов стерли с лица земли семь деревень и пять хуторов. Вместе с жителями...

А ведь это несколько сотен человек! Формальная причина зверств одна и та же: связь с партизанами. Мы знаем гениальный мемориальный комплекс “Хатынь” под Минском - тоже в честь погибших крестьян - но вот погубленные деревни Смоленщины в абсолютном своем большинстве чести такой не удостоились. Слишком их оказалось много для нашей в сущности цепкой памяти...


2.

Так вот, война ТА настолько мощно прокатилась по Смоленщине, что абсолютное большинство деревень - даже если они не были уничтожены карателями - так и не смогли оправиться от удара темных богов войны, и до сих пор тихо и мучительно отмирают.

Виктор Валентинович Шунков родился в одной из таких деревенек, Никоново, что затерялась в лесах в 24 километрах от райцентра. В ней он проживает и доселе, вместе с матерью Лидией Александровной, пенсионеркой и инвалидом. Всего в Никонове на сегодняшний день обитает шесть человек: Виктор и пять старух. В деревне кроме нескольких домов, из которых жилых только три, нет ничего. Если от снега очищена дорога, сюда может заехать автолавка, но грейдеры сюда заходят все реже и реже. В сущности автолавка - единственное послание технической цивилизации, ни магазинов, ни клубов, ни медпунктов в ближайшей и отдаленной округе нет. Зато какой простор для развития Витиного увлечения! К тому же Шунков – местный… президент. То есть, главной в этой маленький лесной стране. Из людей – волки да медведи не в счет.

Со второго класса его полонили травы и цветы. Виктор стал наблюдать за их ростом, пробовал разводить кое-какие из них в уголке огородика, который выделила ему мать. До школы, которая была в деревне Петрищево, было далеко, 14 километров. Иногда его возили на лошади, чаще он ходил пешком, и времени для наблюдения природы было достаточно. Помогала учительница биологии, Татьяна Федоровна Трещеткина; она давала книги, научила собирать и хранить семена, в общем, увлечение Виктора год от года углублялось.


3.

Благо, автобус до райцентра ходил каждый день - лишь надо дойти шесть километров до большака - и Виктор смог окончить одиннадцатилетку. А после школы он устроился почтальоном. Привычка помногу ходить в нем сложилась с первого класса, к тому же он по пути открывал много растений, и работалось хорошо. Но случилось непредвиденное: автобус стал сначала ходить через день, потом - по пятницам и воскресеньям, а теперь власти его хотят отменить вовсе.

И остался Виктор, молодой мужик, без работы. Колхоза в деревне нет, как, впрочем, нет вообще ничего. И тут выручили так близкие его сердцу травы. Все развивалось постепенно. Еще будучи почтальоном, Виктор придумал маленький бизнес. Он выращивает на своем огороде лекарственные растения, а так же собирает в лесах и лугах дикие целебные травы, заготавливает семена и продает их по почте. Рассылает маленькие объявления в газеты, находит корреспондентов, и за минимальную цену высылает семена таких, к примеру, редких растений, как вероника, чернокорень, володушка, змееголовик, цефалофора, скорцонер, лялеманция, нигелла, портулак и многих-многих других. На почту в райцентр он ходит сам, чаще пешком. Ну, да это привычка.


4.

Всего летом на огороде у Виктора произрастает больше 200 (!) видов растений. В природе же он собирает 70 видов лекарственных трав. Бизнесом это не назовешь, так как семена всего лишь помогают свести концы с концами. А кормится сын с матерью овощами с огорода, да молоком от коровушки, которая, естественно, имеет цветочное имя Роза. Хозяйство целиком на Викторе: мама давно уже инвалид первой группы - серьезно отравилась дустом, когда работала в еще живом совхозе (в Никонове было его отделение).

А еще благодаря семенам и письмам у Виктора много эпистолярных друзей, которые, наверное, даже не догадываются, из какой глухомани им присылают семена. Всего Виктор в год получает до пяти тысяч писем. И есть друзья в райцентре. Еще когда Виктор был почтальоном, при районной библиотеке он основал клуб “Редкие растения”. Его участники (точнее, участницы) - пожилые и не очень женщины, как правило, из интеллигенции. Актив клуба составляет 10 человек, и женщины очень постарались, чтобы при “Редких растениях” появился еще детский клуб “Росточек”, число членов которого превысило два десятка. Жаль только, из-за спорадических нарушений в работе общественного транспорта основатель клубов все реже может приезжать в райцентр. Но ноги-то никто не отменил! Но Виктор твердо решил: ежели автобусы отменят вообще, он купит лошадь, построит телегу и сани (благо руки на месте) - будет ездить в Духовщину гужевым транспортом. Своих травниц и цветочниц он не бросит ни при каких условиях.

Может, и не стоило так расписывать про Витю Шункова, если бы не произошло недавно редкое событие: он самолично построил… памятник. Стоило это дело дорого, несколько десятков тысяч, на эти деньги можно было приобрести и лошадку, и сбрую, и много чего еще, но... А начиналось все опять же с эпистол.


5.

Однажды Виктору пришло необычное письмо. Автор его, Мария Евдокимовна Полякова помимо того, что просила семян, заметила, между прочим, что где-то в Духовщинском районе погиб родной ее брат. Якобы он сгорел вместе со всей деревней.

Виктор поспрашивал своих бабушек, и те сказали, что в полутора километрах от Никонова существовала деревня Никулинка. Она была большая, на две сотни жителей, и в ней имелся колхоз имени Чапаева. Старухи помнили, как в Никулинку вернулся с фронта председатель этого колхоза Сухарев и застал только пепелище и братскую могилу. Узнав, что фашисты сожгли всех его родственников, солдат чуть не сошел с ума. Из других мужиков с войны почти никто не пришел, и трагедия в Никулинке за неимением людей, несущих горькую память о ней в своих сердцах, стала забываться.

Виктор часто на этом урочище, среди одичавших яблонь и вишен собирал травы, и знал, что там есть захоронение, обозначенное полуразвалившейся плитой. Надпись на ней почти невозможно было различить. Он стал собирать сведения о деталях случившегося и выяснил вот, что.

Весной 43-го двое немцев попросились переночевать в Никонове у одной старушки. Та их не пустила, и горе-вояки направились в сторону Никулинки. По пути на них напали партизаны - одного немца они убили, другой же, раненый, смог доползти до своих. Это была роковая ошибка партизан.

На следующее утро, 25 марта, в Никулинку зашел карательный отряд. Всех жителей они согнали на площадь, на глазах у людей расстреляли несколько женщин (якобы за связь с партизанами), а потом приказали всем расходиться. Удрученные люди пытались разбежаться, но фашисты снова всех собрали, распределили людей по пяти домам и... сожгли. Из 144 человек спаслись лишь шестеро - чудом. Одна девочка схоронилась под трупами, другая залезла в печь, еще четверо в суматохе сумели их этого ада сбежать. Погибли в то страшное утро 25 детей, к тому же по некоторым сведениям в тот момент в Никулинке проживали беженцы - несколько десятков. А еще в это горнило попали жители соседней с Никулинкой деревеньки Свеклино - их количество тоже не было учтено советскими властями, когда после войны было проведено расследование. Тогда власти ограничились лишь установкой памятной плиты на братской могиле, которая, впрочем, вскоре из-за ветхости развалилась.


6.

Напомню: в одном только Духовщинском районе подобных трагедий стряслось больше десяти. Больше всего Виктора, когда он разыскивал оставшихся в живых, когда начал собирать имена погибших, поразил тот факт, что ни при социализме, ни в наше время почти никому, кроме разве сотрудниц районного краеведческого музея, это было неинтересно. Ну, погибли люди - мало ли народу забрала ТА война? Виктор отыскал спасшихся, и восстановил полностью картину трагедии. Детали ее слишком страшны - я намеренно не буду их приводить, чтобы не травмировать и без того раненые души читателей.

Имена невинно постарадавших он разыскивал в архивах - при помощи переписки. На сегодняшний день установлено 96 имен и изыскания продолжаются. Итак, Виктор задумал установить настоящий памятник никулинцам. Не какой-нибудь крест, а настоящий памятник, достойный страдальцев. Но где для этого взять денег?

И Виктор решил обратиться к своим корреспондентам-травникам. Он люди небогатые, но сердечны - и потекли со всех концов страны денежные переводы. Присылали люди по 50, 100, максимум - 200 рублей, и в итоге нужная сумма была набрана. Проект Виктор придумал сам: над постаментом - стела, а над ней - уносящиеся ввысь кресты, должные обозначать загубленные души. Или разрушенные отчие дома. Власти не помогли, но соорудить памятник подсобил один предприниматель из Духовщины, Роман Емельченков. В работе по монтажу и обустройству территории участвовали свои, деревенские бабушки, а так же активистки клуба “Редкие растения”. Торжественное открытие состоялось в День Победы. К празднику Виктор сумел даже издать (тоже на собранные деньги) буклет, посвященный трагедии в Никулинке, в котором кроме подробностей этой страшной истории указаны все известные имена погибших.

А с лошадью пока пришлось подождать.

Удивительно для Виктора вот еще что. В его деревне Никоново еще пару десятков лет назад было 45 домов, в которых жили больше ста человек. Теперь - шестеро в трех домах. А вроде бы никакой войны и не было...


7.

Жизнь в себе и в своих бабушках Виктор поддерживает при помощи трав и заговоров, которым научился у “знающих”. Смог он поднять на ноги и свою отравленную дустом мать, которая, впрочем, к увлечению сына растениями всегда относилась равнодушно - и до сих пор все ворчит, что надо бы ему удирать из этой проклятой деревни, обзаводиться семьей и вообще. Виктор не уезжает - потому что любит свое Никоново, он жалеет своих бабушек и понимает, что рано или поздно он останется в деревне единственным жителем. Может, он и обзавелся бы семьей, но где найдешь женщину, которая согласилась бы переехать в такую глушь?


8.

…Прошло время. И однажды мне приснилась история. Вымысел, героем которого мог бы стать Витя Шунков. Чтобы передать характер, я в рассказе даже фамилию не выдумал…


9.

Президент государства Бухарово
(рассказ)


Через полкилометра после отворотки «Нива» уткнулась в сугроб. Андрей, чертыхаясь, выбрался наружу и огляделся. Чуть правее виднелась едва протоптанная тропинка. Та-а-ак… До Бухарова еще семь с половиной километров. Скоро начнет смеркаться. Идти?

Андрей – участковый молодой. Всего полтора года назад он уволился из доблестных российских вооруженных сил (если честно, сократили, сказали: «Старлей, перспектив не будет, этот мебельщик окончательно уделает армию… Сваливай!») и вернулся на родину. Куда идти молодому отставному офицеру? Ну, не в бандиты же… Пошел в милицию. Очень скоро она, то бишь, милиция, полицией стала. Проблема возникла не с переаттестацией. С психологией народа. Здешний край почти три года в войну под немецкой оккупацией был. И народ специфически относится к слову «полицай» - даже несмотря на то, что непосредственные свидетели Второй Мировой давно уже отправились в иные эмпиреи. Ну, да ладно… люди у нас терпеливые. И ЭТО проглотили.


10.

Участок у Андрюхи немаленький, треть района и шестьдесят четыре деревни. Неважно, что населения на все деревни меньше тысячи! Расстояния-то немалые… Очень здорово бог войны здесь погулял. После нее, поганой, так и не смогли выправиться селенья. Зачахли. И вот от всей этой безнадеги расплодились всякие пороки. Как раковая опухоль.

У Андрея конкретная цель. Поступил нехороший сигнал про непонятное, творящееся в деревне Бухарово: якобы там стал чудить некий Сергей Шунков. Андрей помнил этого Шункова, он ведь сам родом из этого района. Андрей на два года старше Шункова, но сталкивались в райцентре, в средней школе. В интернате в одной комнате жили. Такой был чудачок, недотепа. Все и вся боялся, много читал, в основном научно-популярную литературу. Стихи сочинял, один раз даже Андрею пытался их прочитать. Андрей бредил армией и поэзию не уважал. Он тогда послал этого Серегу куда подальше. Тот как-то скуксился, отошел виновато в сторону. Андрею даже жалко стало парнишку. Он позже несколько раз пытался «навести мосты». Но больше Серега на откровение не шел. Шунков большую часть свободного времени пропадал в лесу. Про него говорили: «Наверное, парень золото партизанское ищет…» В те времена многие грезили этим чертовым золотом. Была легенда, что под личиной партизан орудовали бандиты – дезертиры, враги советской власти, раскулаченные. И якобы в лесах после них много кладов осталось. Может, это и правда. Только кладов пока что никто не нашел.

Конечно, когда Андрей вступил в должность участкового, он перво-наперво прозондировал территорию на предмет криминогенности. Про Бухарово он только знал, что там семь старух проживает, да этот Шунков. Сплетни ходили, что Серега «жирует»: собирает лекарственные растения в лесу и по почте продает – по всей стране. Дает объявления в разные газеты, оттого у него и клиентура. Ну, сейчас у нас капитализм, вроде. Пусть торгует – а если претензии есть у него у налоговой, путь мытари сами разбираются. Сигналов о том, что в Бухарове завелся притон или точка по продаже паленого спиртного, нет. Никто никого там не бьет и не ворует. В общем, «чистая» деревня. В иных деревнях контингент похлеще – пробу негде ставить.

Один раз деревня Бухарово прогремела на всю область. В войну в одном только N-м районе фашисты сожгли вместе с жителями девять деревень. Тогда ведь как немцы поступали: едва партизаны устроят налет на обоз или на патруль, прибывает «зондеркоманда» - и не разбираясь уничтожает деревню, рядом с которой произошел инцидент. Вместе с населением. Так сказать, в назидание. Только так, считали фашисты, можно справиться с партизанщиной. Зверства? А в последующие годы точно так же америкосы действовали во Вьетнаме, а наши – в Афгане. В огне брода нет… После войны на месте сожженных деревень поставили памятные знаки. Но сварганили их наскоро, из гипса. Естественно, дожди да морозы слишком скоро обратили памятники в прах.

И недавно в областной газете заметка: «Жители деревни Бухарово на личные сбережения поставили памятник на месте уничтоженной карателями во время войны деревни Кормухино…» Была и фотография: большой крест в ограде, стоит этот самый Сережа Шунков, рядом с ним старухи. Батюшка из райцентра тоже в кадр попал. Герои нашего времени, что ни говори!
А тут «телега» в ОВД от «группы граждан» (правда, без подписей): «Сообщаем, что гр. Шунков С.К., проживающий в деревне Бухарово, объявил себя главарем и заявил об отделении деревни от Российской Федерации…» Шеф, вызвав Андрея, изрек: «Я понимаю, конечно, что бред. Но ты проверь на всякий случай. Если там экстремизм какой, или не дай Бог оппозиция… не носить нам с тобой головы!..» Слышал, и у нас заговорили про «партию жуликов и воров»? Откуда-то эта зараза пошла таки…

«Та-а-ак… - Прикинул Андрей. Если тропинка ведет куда надо, через полтора часа приду. Там разберусь за полчаса – и вернусь. В восемь вечера уже буду дома… А дома жена Танька, дочка Кристина… Пельмени, чай с пряниками… В машине «киндер-сюрприз» для дочки лежит, она любит бирюльки из яйца вынимать. Радуется… Ну, вперед!»

До деревни он дошел уже когда профили домов едва были различимы. У крайнего двора мелькнула неясная тень. Звонко загавкала собака, подхватила вторая, хрипливая, третья… Что-то скрипнуло, хрустнуло, звякнуло… и тишина. Давящая на уши, напряженная. Собаки замолкли, будто тоже прислушиваются. Андрей подошел к ближайшему дому. Зашел во двор, постучал в окно. И тут он почувствовал, что в спину его что-то воткнулось. Раздался гнусавый голос: «А ну руки вверх! Вор-р-рюга треклятый…» Андрей служил в войсках связи, так сказать, в среде армейской интеллигенции. Не спецназовец. Но приемами армейского рукопашного боя владеет. Он ловко повернулся, схватил ствол правой рукой, дернул на себя… Грузное туловище грохнулось на снег, он навалился сверху. Посветил мобильником: Боже… старуха!

Андрей затащил тяжеленное тело в дом. Старуха, отрывисто дыша, умолила:

- Сынок, там, на серванте, справа, таблетки. Дайко-ть…

«Да, - подумал Андрей, - кондратий такую хватит – проблем не оберешься… А ведь ствол-то у нее может быть и незарегистрированный, а это уже преступление! Но как я ее в отдел-то потащу?!.»
- Бабуль, откуда у тебя ружье-то, - он старался быть ласковым.
- Сереня выдал. Я ж сегодня на посту…
- Это Шунков, что ль?
- Он, милай…
- Ты хоть скажи, свет-то у тебя где включатся…
- Да вон – керосинка на столе стоить, а тама – спички…
- Ну, а электричество?
- Так, милай, его уж три года как нету. Срезали провода-то. Мы видали, кто, так разве таких бугаев-то мы споймаем? Их четверо было… Сереня вам заявление-то относил…

Три года назад Андрей еще служил в войсках. Провода… ох, сколько таких «висяков» у следователей. По всему району срезают, шайки заезжие промышляют. Вообще первые месяцы у Андрея от всего этого воровства голова как ватная была. Тащат все – и не поймать подонков… Потом стала доставать бытовуха, выражающаяся, как правило, в избиении пьяным мужем жены. Или наоборот – пьяного мужа женой… Есть еще вариант: пьяная жена избивает пьяного мужа. Одно убожище. Теперь пообтесался, привык. Узнал все притоны, каждую «горячую точку» вычислил. Чаще всего Андрей разруливает конфликты по-свойски: разбирается с балагуром по-мужски. Даст пару раз больно и предупредит: «Еще шалить будешь - убью на хрен и скажу: при попытке к бегству!» Действует. Но что делать с этой старухой? Да-а-а… пожалуй, прежде всего надобно разобраться с Шунковым.
- Где живет этот ваш Сереня?
- Президент-то? Так, через два дома…

Оба-на! Президент… тут что-то не так. Политика? Не приведи Господи… Андрей оставил бабу Любу (так звали постового) дома, сам со стволом в руке двинулся туда, где должен обитать Шунков.

Окна дома Шункова тускло светились. Андрей не стал стучаться, ногой пихнул дверь. Крючок сорвался, будто его и не было. Андрей проскочил сени – и ворвался в пышащую жаром горницу. Тут он невольно опешил, поставил ружье к ноге и как-то виновато произнес: «Ой, из-звини… те»

За столом, под иконами сидели четверо. Испуганно смотрели на участкового, раскрыв рты. Шункова он узнал сразу. Он отпустил длинные волосы, немного обрюзг, но глаза все те же, виноватые. Рядом три пожилые женщины. Одна что-то шепчет… молится? Сама вся в черном, платком черным обмотана, только мордочка почти мышиная торчит, сухонькая… чисто монашка! Что ж надо прерывать эту нелепую немую сцену…
- Та-а-ак… - Деловито оглядел Андрей горницу. – Чем занимаемся?
- Сидим, вот…- испуганно произнесла одна из старух, крупная, с круглым дородным лицом.
- Это ружье – чье?
- Мужа мово… было. – вступила та, которая молилась. – У него охотничий билет имелся! Щас, сбегаю, принесу… Она дернулась, но Андрей ее пресек:
- Сидеть! Всем пока сидеть. Будем разбираться… Кто вашу эту бабу Любу постовым поставил?

Наконец голос подал Шунков:
- Мы коллегиально. У нас график… Ой, а вас я где-то вида-а-а-л! Уж не Власов ли, Андрей? Точно! Я ведь узнавал в поселке, вы у нас теперь участковый…
- Присаживайтесь, мужчина! – почти приказала та, которая крупная. – сын все расскажет…

Через полчаса в доме Шунковых собралось все население деревни Бухарово. Добавилось света. Теперь уже хорошо видно было, что на стенах, на потолке, на печи развешаны сухие растения. Ну, прям обиталище какого-то знахаря! Было шумно. Андрей то и дело прерывал то одну, то другую женщину, пытаясь составить картину произо… а, собственно, что произошло? Да, хозяина ствола в живых нет. Но ведь, если вдова сдаст ружье, она чиста перед законом. Осталось только разобраться с этим президентством.

На стол, между прочим, водружены были сало, картошка, соленья. Бутыль с чем-то, пахнущим сивухой. От спиртного Андрей отказался – при исполнении все же – но картошечки с салом навернул. С полным желудком жизнь показалась веселее. Ни домой, ни в отдел позвонить не удалось, мобильник в Бухарове сеть не ловит. Выяснилось, что в деревне нет и проводного телефона. Вроде пару лет назад поставили здесь «красную будку», сказали, что в экстренных случаях даже без карточки можно звонить. Но на деле оказалось, что трубке «нет сигнала». Пропал где-то… Да и карточек нигде не достать.

Так как дорогу в Бухарово, восемь километров от большака, от снега не чистят, сюда не приезжает автолавка. И пенсии сюда не носят. За всем снаряжают Сергея. Он в деревне и за продуктоноса, и за почтальона, и за старосту. Живет он с мамой, Марией Герасимовной. В просторечии – Манечкой. Той, крупной, властной. Травы – действительно источник дохода семьи. Сергей знает про них все. У Шунковых и огород весь в лекарственных травах, и в лесу да на лугах мать с сыном их добывают. У Шунковых и корова есть. И еще одна корова имеется в деревне, у «Гули», Гульнары Рафиковны Смирновой. Она татарка, замуж вышла и всю сознательную жизнь в Бухарове провела. Они с Манечкой доярками работали, была когда-то в Бухарове ферма. Привыкли со скотиной-то…

Вообще все бабушки в Бухарове – вдовы. Дети, если у кого и были, уехали давно и забыли родную деревню. Только вот «Сереня» остался. Не прижился ни в городе, ни в поселке. Вернулся домой, травами увлекся. Девушку не нашел, остается бобылем.

Итак, всего кроме Сергея в деревне живут: его мать Мария Герасимовна; Гульнара Рафиковна; Любовь Георгиевна (баба Люба, та, которая на посту была); Анна Семеновна («Аннушка», «монашка», хозяйка ружья), Клавдия Филипповна; Зинаида Петровна; Тамара Александровна. Возраст старух – от 67 до 84 лет. Самая молодая Гуля. У нее кроме коровы в хозяйстве еще четыре козы и две дюжины баранов. Мясо сама возит на рынок продавать. В деревне есть «общественная» лошадь Белка. Она старая, еще с колхоза, но бегает шустро. Белку берегут, потому что случись что – только она до больницы сможет довести. Все старухи когда-то в колхозе работали, назывался он «Светлый путь», а в Бухарове было его отделение. Аннушка много лет была здесь управляющей. Мужья в основном скончались рано. Причиной тому непосильный труд и обильные возлияния сомнительной алкогольной продукции.

Андрей из старушьего многоголосия вычленил вот, какую суть. Когда провода стянули, бабушки писали письма в администрацию. Власть обещала, что поможет, но свет все не появлялся и не появлялся. И как-то собрались они на свой деревенский совет и стали решать: как жить-то дальше? Прикинули: если государство деревню оставило без внимания – значит, и деревня имеет полное моральное право не замечать государство.

А что за страна без своего национального лидера? Аннушка, как бывший управляющий, годилась, вроде. Но она взяла самоотвод, сказала, что хозяйство много времени занимает. Вот Сереню и выбрали. Должность лидера назвали запросто: «президент». Женщины, если правду сказать, Сереню за блаженного считают, жалеют его. Каждая из них втайне убеждена, что именно ее дети, уехав из деревни, выбрали единственное правильное решение. Только дурачки теперь в деревне остаются-то!

Ну, а какое государство без бюджета! Сереня, когда пенсии старушьи с почты приносит, собирает со всех взносы. На них покупаются комбикорм, сельхозорудия, керосин, лекарства. На собраниях решается, какие расходы на сегодняшний день являются первоочередными. Действует в этом «государстве» принцип подчинения меньшинства большинству. Если голоса разделены поровну, побеждает та партия, на чьей стороне президент. Показали Андрею аккуратную тетрадку. На ее обложке карандашом старательно выведено: «Конституция деревни Бухарово». Андрей в этой юриспруденции не силен, полистал бегло, только и прочитал на первой странице: «Глава 1. Права и свободы бухаровского гражданина…» Как-то сразу стало тоскливо. Отложил. Долго всматривался в лицо Шункова. Тот виновато потупил глаза. Но в них все же светилось нечто «наполеоновское». Комплекс вождя?

В Бухарове есть и свое правосудие. Друг у друга не воруют, но вот за сквернословие, за отлынивание от общественных работ без уважительной причины полагается наказание. Оно специфическое: отлучение на срок от недели до месяца от общественного собрания. То есть, лишение возможности общаться. Уловив момент, Андрей обратился к Шункову:
- Пошли, что ли, покурим…
- Ну курю, вроде… - Шунков смотрел на Андрея недобро.
- Я тоже бросил. Все равно, выйдем…

На улице подморозило. Залаял пес, Шунков прикрикнул – тот притих. Шунков сказал, что за скотиной надо бы прибраться. Пошли в хлев. Там Шунков зажег «Летучую мышь». В тусклом свете, как видение, мелькали то широкое лицо Сергея, то удивленная красная морда коровы. Андрей не знал, какой выбрать тон. В конце концов, как-то просяще (даже удивился себе…) произнес:
- Ты вот, что Сергей. Как-то, что ли, странно все это. Ну, положим, создали вы организацию. Общественную… Так ее зарегистрировать надо, разрешения получить…

Лицо Шункова, и так огненное в свете керосинки, казалось, запылало пожаром:
- И что это даст? Мы что – кому-то нужны? Ты скажи честно, если нашей деревни не станет – тебе легче будет?
- Да у меня еще знаешь, сколько таких деревень?! Везде свой геморрой. Но у вас…
- А что у нас? У нас что – пьют, дерутся, убивают?..

Андрей припомнил: на его участке за полтора года случилось два убийства. Оба – «бытовуха». Одно в селе Вышнем, там во время пьяного застолья дура-баба ткнула кухонным ножом своего собутыльника-сожителя. Второе в деревне Осташово, туда вернулся после отсидки парень и тюкнул топором своего отчима. Кстати, за дело – тот в деревне целый террор устроил, возомнил себя диктатором и «альфа-самцом». И как-то на общем криминальном фоне района данные преступления не выделились, тем более что оба были раскрыты по горячим следам. А тут, в Бухарове… Ведь накажут, если не снимет Андрей эту проблему… Все же он назидательно обратился к Шункову:
- Все же по закону надо делать… Сережа. Ваша эта «конституция» ни к чему. Переделайте ее в устав, что ли, назовите себя «общиной». В районе есть специалист по местному самоуправлению, он проконсультирует, поможет… Ну? Договорились?..

Шунков молчал. Он как-то глупо улыбался. В тусклом свете его улыбочка была похожа на звериный оскал. В конце концов, Сергей вымолвил:
- Прости… Мне прибрать надо. Подоить. Иди пока в горницу-то…

…В доме снова ждал митинг. Пока весь этот базар с объяснениями, жалобами и негодованиями продолжался, наступила ночь. Андрею предложили переночевать у Гули: дом у нее самый большой, комната отдельная есть. Напоследок он все же хватанул стакан самогона. А немногим погодя еще один. Гуля провела Андрея в комнатушку, стены которой увешаны были постерами с полуголыми девками, футболистами и мультяшными героями. Сказала: «Здесь сын жил. Пропал девять лет назад, Артемом звали. Может у вас там что слыхали?...» Андрей не слыхал. Он провалился в мякоть перин и наконец расслабился. Гуля не уходила, она все про своего Артема что-то говорила, говорила… Андрей старуху не слушал, он думал о своем.

Конечно, рассуждал Андрей, если он это гнездо сепаратизма не разорит, не установит должный «правопорядок», у него появятся проблемы… Шунков со своими старухами далековато зашел. Надо бы его в отдел завтра свозить, припугнуть, что ли… Андрей и не заметил, как его обволок и унес в неведомое сон.

Приснилось ему, что деревню окружили фашисты. Они кричат в матюгальник: «Крестьяне, сдавайте вашего президента Шункова! Мы вас не тронем, нам нужна только его голова! Если не сдадите, мы будем вынуждены сжечь вашу деревню!..» Тут Шунков подходит: «Андрюха, не верь, они сначала мне голову отсекут, а потом и вас сожгут!» А глаза у Серени такие искренние, чистые… «Ну, блин, - рассудил Андрей, - Шункову они точно бошку снесут. А нас, может быть, помилуют?..»

Геннадий Михеев