После двадцати минут неправедного суда в Басманном переулке, в среду на восходе солнца Алексея вывели во двор.
Он с трудом передвигал ноги, тяжело опираясь на руку прапорщика, командовавшего расстрелом. На Болотной площади выстроились в линию сто сорок шесть омоновцев, назначенных для исполнения приговора. Это была та самая площадь, с которой оппозиционер еще совсем недавно чуть не сделал жизнь в России немножечко лучше.
Омоновцы стоявшие с автоматами в руках, едва сдерживали слезы. Они не могли примириться с мыслью, что им предстоит убить оппозиционера. Этот человек, с его остроумием, весёлым, заразительным смехом и светлым мужеством, как солнечный луч, озарил их серую, однообразную жизнь, и то, что он должен теперь умереть – умереть от их рук, казалось им равносильным тому, как если бы померкло яркое солнце.
Алексей посмотрел по сторонам, улыбнувшись самой весёлой своей улыбкой.
– Стать здесь, прапорщик?
Тот молча кивнул. Точно комок застрял у него в горле. Прапорщик в растерянности покрутил странные жемчужные четки и с удивлением подумал, что ему будет не хватать этого мужественного человека, его светлой решимости и желания справедливости.
– Сын мой! – подошел к Алексею батюшка с окладистой бородой. – Скоро вы предстанете перед вашим творцом. Не упускайте же последних минут, оставшихся вам для покаяния. Подумайте, умоляю вас, как страшно умереть без отпущения грехов, с ожесточённым сердцем! Неужели вы приблизитесь к престолу Его без раскаяния? - подняв руку священник осенил Алексея крестом. На руке батюшки сверкнул брегет…
( Читать дальше... )