MAMLAS

Нет, они не носили длинных плащей, шляп с большими полями и черных очков. Не перемещались по улицам мелкими перебежками, прячась за придорожными столбами. И все-таки... Все-таки провернули настоящую спецоперацию, чтобы никто никогда ни за что на свете не узнал их Тайны. Они продали квартиру в Москве и купили в Мытищах. Но въезжать не стали до тех пор, пока их «авантюра» не завершилась. Мало ли что…

Девушка без запинки перечисляет имена внуков Примадонны, но затрудняется ответить, что за парни сейчас в космосе. С ее другом получше: имен детей он не помнит, но знает, что «кто-то на МКС сейчас обитает». Умница-мальчик, ведь на МКС действительно обитают – 30-я основная экспедиция, в числе которой российские космонавты Антон Шкаплеров, Анатолий Иванишин, Олег Кононенко. Но это уже ответ на «пять баллов». А пока извини, друг, «двойка». Учи матчасть!

«Не мы такие, жизнь такая,– скажет кто-то.– Пихают в голову всякую ерунду, а нужные вещи проходят мимо». А отчего проходят? Оттого, что не показывают, не рассказывают? Ответ неверный. Потому что нам, как Бумбарашу, «наплявать-наплявать».

Нет, они не носили длинных плащей, шляп с большими полями и черных очков. Не перемещались по улицам мелкими перебежками, прячась за придорожными столбами. И все-таки... Все-таки провернули настоящую спецоперацию, чтобы никто никогда ни за что на свете не узнал их Тайны. Они продали квартиру в Москве и купили в Мытищах. Но въезжать не стали до тех пор, пока их «авантюра» не завершилась. Мало ли что…

Девушка без запинки перечисляет имена внуков Примадонны, но затрудняется ответить, что за парни сейчас в космосе. С ее другом получше: имен детей он не помнит, но знает, что «кто-то на МКС сейчас обитает». Умница-мальчик, ведь на МКС действительно обитают – 30-я основная экспедиция, в числе которой российские космонавты Антон Шкаплеров, Анатолий Иванишин, Олег Кононенко. Но это уже ответ на «пять баллов». А пока извини, друг, «двойка». Учи матчасть!

«Не мы такие, жизнь такая,– скажет кто-то.– Пихают в голову всякую ерунду, а нужные вещи проходят мимо». А отчего проходят? Оттого, что не показывают, не рассказывают? Ответ неверный. Потому что нам, как Бумбарашу, «наплявать-наплявать».

Игорь Ткачев, «ШколаЖизни.ру»

Современные лики любви

Небезызвестный бедняцкий сын, родившийся в скотной кормушке постоялого двора, Иисус из Назарета, на протяжении всей своей недолгой жизни, проповедовал любовь к Господу Небесному, ближнему своему и своему врагу – как единственно правильный образ прожить жизнь земную (ни на одно другое человеческое качество в Новом Завете не уповается столь сильно, как на любовь).

Высоколобые литературные классики, от античности до современности, от Софокла до Достоевского, на острие мысли и чувства, в самых разных стилях и способах самовыражения также приходили к единому мнению: только любовью спасемся и уцелеем. Главный из «жуков», волосатик Джон Леннон, в перерывах между ЛСД-путешествиями и построением постельного мира во всем мире со старушкой Йоко – далекий от интеллектуального эстетства хиппи и совсем не литературный зануда, не будучи большим оригиналом, также гнусаво подытожил: «All we need is love», получив в ответ пулю (равноценный ответ).

Любовь, любовь, любовь. Любовь к женщине. Любовь к Родине. Любовь к своим детям, родителям, к тем, кто рядом. Любовь к людям… Нас так долго учили любить себе подобных, так старательно принуждали к этому чувству, так давили на мораль и нравственность, что, кажется, это разнообразие форм проявления любви, ее еще вчера огромное количество и наше стремление к качеству, сегодня вдруг взяло и в нас всех разом закончилось. Оборвалось, как натянутая струна, что устала выдавать самую высокую ноту. Скукожилось до размера горчичного зерна и провалилось в потемки наших самых широких и загадочных душ, о которых порассуждать мы мастера. А наружу, на ее место, из наших недр скакнула некая черная жаба с выпученными от ненависти глазами, обвилась вокруг шеи своими бородавчатыми лапками, и так там и повисла.

Понимаю, задаться автору столь скользкой темой – как ступить на банановую кожуру, распластанную на только что залитом катке. Как задаться целью вылечить рак последней стадии у других, будучи самому не в состоянии избавиться от элементарного насморка. И получить по высоконравственным мордасам зазубренным от зубов: «Себя полечи, дохтур душ!». Душа-то у нас, по-прежнему, щедрая и широкая. Но, похоже, только в строго отведенные для этого часы и в нужном месте. Впрочем, никакого морализаторства и воззваний к эфемерной совести-довеску. Будем считать, что автор графоманит, а читатель читает от третьего нейтрального лица.

…Недавно, когда я был в командировке в малюсенькой провинциальной дыре, в дверь однокомнатной квартирки, что я снимал, позвонили. Открыв, на пороге я имел неудовольствие лицезреть соседа через стенку, чей дурной голос по вечерам выводил пьяные рулады, мешая мне сосредоточиться на Малахове или Зеленском:

– Сосед, займи на бутылку, – без лишних прелюдий выдала мне в лоб всклоченная недоличность.

– У меня нет, – я хотел захлопнуть дверь перед этим пьяным недолицом.

– Слушай, а хочешь мою жену? – он пьяно захихикал в дырку от зуба. – Она еще ничё…

– А дочку? – морда захихикала сильнее, угадав мое намерение захлопнуть дверь ему в морду… – дай, а?…

Игорь Ткачев, «ШколаЖизни.ру»

Современные лики любви

Небезызвестный бедняцкий сын, родившийся в скотной кормушке постоялого двора, Иисус из Назарета, на протяжении всей своей недолгой жизни, проповедовал любовь к Господу Небесному, ближнему своему и своему врагу – как единственно правильный образ прожить жизнь земную (ни на одно другое человеческое качество в Новом Завете не уповается столь сильно, как на любовь).

Высоколобые литературные классики, от античности до современности, от Софокла до Достоевского, на острие мысли и чувства, в самых разных стилях и способах самовыражения также приходили к единому мнению: только любовью спасемся и уцелеем. Главный из «жуков», волосатик Джон Леннон, в перерывах между ЛСД-путешествиями и построением постельного мира во всем мире со старушкой Йоко – далекий от интеллектуального эстетства хиппи и совсем не литературный зануда, не будучи большим оригиналом, также гнусаво подытожил: «All we need is love», получив в ответ пулю (равноценный ответ).

Любовь, любовь, любовь. Любовь к женщине. Любовь к Родине. Любовь к своим детям, родителям, к тем, кто рядом. Любовь к людям… Нас так долго учили любить себе подобных, так старательно принуждали к этому чувству, так давили на мораль и нравственность, что, кажется, это разнообразие форм проявления любви, ее еще вчера огромное количество и наше стремление к качеству, сегодня вдруг взяло и в нас всех разом закончилось. Оборвалось, как натянутая струна, что устала выдавать самую высокую ноту. Скукожилось до размера горчичного зерна и провалилось в потемки наших самых широких и загадочных душ, о которых порассуждать мы мастера. А наружу, на ее место, из наших недр скакнула некая черная жаба с выпученными от ненависти глазами, обвилась вокруг шеи своими бородавчатыми лапками, и так там и повисла.

Понимаю, задаться автору столь скользкой темой – как ступить на банановую кожуру, распластанную на только что залитом катке. Как задаться целью вылечить рак последней стадии у других, будучи самому не в состоянии избавиться от элементарного насморка. И получить по высоконравственным мордасам зазубренным от зубов: «Себя полечи, дохтур душ!». Душа-то у нас, по-прежнему, щедрая и широкая. Но, похоже, только в строго отведенные для этого часы и в нужном месте. Впрочем, никакого морализаторства и воззваний к эфемерной совести-довеску. Будем считать, что автор графоманит, а читатель читает от третьего нейтрального лица.

…Недавно, когда я был в командировке в малюсенькой провинциальной дыре, в дверь однокомнатной квартирки, что я снимал, позвонили. Открыв, на пороге я имел неудовольствие лицезреть соседа через стенку, чей дурной голос по вечерам выводил пьяные рулады, мешая мне сосредоточиться на Малахове или Зеленском:

– Сосед, займи на бутылку, – без лишних прелюдий выдала мне в лоб всклоченная недоличность.

– У меня нет, – я хотел захлопнуть дверь перед этим пьяным недолицом.

– Слушай, а хочешь мою жену? – он пьяно захихикал в дырку от зуба. – Она еще ничё…

– А дочку? – морда захихикала сильнее, угадав мое намерение захлопнуть дверь ему в морду… – дай, а?…

КАМЕННЫЙ ВЕК

Я стал за собой замечать, что черствею. Когда в очередной раз, пролистывая новостные сайты или френд-ленту в «живом журнале», натыкаюсь на очередную трагическую историю, просьбу о помощи, плач о беспределе — меня это уже не слишком трогает. И не потому, что не верю. Вполне верю, вещи-то обычные, и более того — типичные. Просто срабатывает какая-то внутренняя блокировка.

А ведь раньше так не было. Раньше я переживал, болел душой, делал перепосты, посылал деньги... Не то чтобы сейчас я вообще от этого устранился — но меньше, гораздо меньше, чем несколькими годами ранее. Стараюсь помогать людям, которых знаю в реальной жизни, а на сетевую благотворительность уже как-то не остается энергии.

Что же случилось? Изменилась жизнь? Изменился я? Может, это то самое «окамененное нечувствие», избавления от которого мы, православные христиане, просим в вечерних молитвах? Рискну предположить, что не только. Вернее, окамененное нечувствие вырастает не на пустом месте. Я обсуждал эту тему со многими людьми, и оказалось, что у многих так. Сострадательные, добрые люди в итоге черствеют.

Да, конечно, нельзя оправдываться известной формулой «не мы такие — жизнь такая». Да, если мы черствеем, если закрываем свои сердца от чужой боли — это происходит по нашей воле, это наши грехи, и нам за них отвечать перед Господом. Но помимо личного греха есть и нечто общее, присущее, как мне кажется, именно нашему времени, нашему продвинутому, высокотехнологичному веку. Причём я даже не про интернет, интернет — это частность. Главное же — это огромный поток информации, в котором волей-неволей приходится барахтаться современному человеку. Информация льётся отовсюду — с телеэкранов и из газет, из радио в машине и, конечно, из интернета. Есть, правда, отдельные счастливцы, которые живут как на необитаемом острове — без телевизора, без компьютера, без прессы. Но это путь немногих.

А большинство — во всяком случае, жители крупных городов с развитой информационной структурой — ежедневно смотрят, слушают и читают о том, что вот здесь произошла катастрофа и погибли тысячи людей, вот тут случилось наводнение и жители остались без крова, вон тут издеваются над беззащитными малышами в детдоме или беззащитными стариками в больнице, вон здесь крадут, вон там грабят, вот эта маленькая девочка нуждается в огромной сумме на операцию, и ещё вон тот мальчик, и та тётенька, и ещё сотни, тысячи. Огромный поток чужого несчастья захлёстывает нас, и...